Неточные совпадения
Тут только
понял Грустилов, в чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то
слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что
под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
Это были единственные
слова, которые были сказаны искренно. Левин
понял, что
под этими
словами подразумевалось: «ты видишь и знаешь, что я плох, и, может быть, мы больше не увидимся». Левин
понял это, и слезы брызнули у него из глаз. Он еще раз поцеловал брата, но ничего не мог и не умел сказать ему.
Левин стоял довольно далеко. Тяжело, с хрипом дышавший подле него один дворянин и другой, скрипевший толстыми подошвами, мешали ему ясно слышать. Он издалека слышал только мягкий голос предводителя, потом визгливый голос ядовитого дворянина и потом голос Свияжского. Они спорили, сколько он мог
понять, о значении статьи закона и о значении
слов: находившегося
под следствием.
Он часто слышал это
слово техника и решительно не
понимал, что такое
под этим разумели.
Полились целые потоки расспросов, допросов, выговоров, угроз, упреков, увещаний, так что девушка бросилась в слезы, рыдала и не могла
понять ни одного
слова; швейцару дан был строжайший приказ не принимать ни в какое время и ни
под каким видом Чичикова.
Раньше чем Самгин успел сказать, что не
понимает ее
слов, Лидия спросила, заглянув
под его очки...
— Конечно, смешно, — согласился постоялец, — но, ей-богу,
под смешным
словом мысли у меня серьезные. Как я прошел и прохожу широкий слой жизни, так я вполне вижу, что людей, не умеющих управлять жизнью, никому не жаль и все
понимают, что хотя он и министр, но — бесполезность! И только любопытство, все равно как будто убит неизвестный, взглянут на труп, поболтают малость о причине уничтожения и отправляются кому куда нужно: на службу, в трактиры, а кто — по чужим квартирам, по воровским делам.
Самгин простился со стариком и ушел, убежденный, что хорошо, до конца,
понял его. На этот раз он вынес из уютной норы историка нечто беспокойное. Он чувствовал себя человеком, который не может вспомнить необходимое ему
слово или впечатление, сродное только что пережитому. Шагая по уснувшей улице,
под небом, закрытым одноцветно серой массой облаков, он смотрел в небо и щелкал пальцами, напряженно соображая: что беспокоит его?
У ней горело в груди желание успокоить его, воротить
слово «мучилась» или растолковать его иначе, нежели как он
понял; но как растолковать — она не знала сама, только смутно чувствовала, что оба они
под гнетом рокового недоумения, в фальшивом положении, что обоим тяжело от этого и что он только мог или она, с его помощию, могла привести в ясность и в порядок и прошедшее и настоящее.
Кончилось тем, что Макар Иванович, в умилении,
под конец только повторял к каждому
слову: «Так, так!», но уже видимо не
понимая и потеряв нитку.
Фактами, фактами!.. Но
понимает ли что-нибудь читатель? Помню, как меня самого давили тогда эти же самые факты и не давали мне ничего осмыслить, так что
под конец того дня у меня совсем голова сбилась с толку. А потому двумя-тремя
словами забегу вперед!
Нехлюдов слушал его хриплый старческий голос, смотрел на эти окостеневшие члены, на потухшие глаза из-под седых бровей, на эти старческие бритые отвисшие скулы, подпертые военным воротником, на этот белый крест, которым гордился этот человек, особенно потому, что получил его за исключительно жестокое и многодушное убийство, и
понимал, что возражать, объяснять ему значение его
слов — бесполезно.
Матушка широко раскрыла глаза от удивления. В этом нескладном потоке шутовских
слов она
поняла только одно: что перед нею стоит человек, которого при первом же случае надлежит
под красную шапку упечь и дальнейшие объяснения с которым могут повлечь лишь к еще более неожиданным репримандам.
Люди из первой категории
понимают, кто они, но молча,
под неодолимым страхом, ни
словом, ни взглядом не нарушают их тайны.
Харитон Артемьич страшно боялся, чтобы Полуянов не передумал за ночь, — мало ли что говорится
под пьяную руку. Но Полуянов
понял его тайную мысль и успокоил одним
словом...
Никто не возражал больше. Среди молодой компании водворилась серьезная тишина,
под которою чувствуется так ясно недоумелый испуг: все смутно
поняли, что разговор перешел на деликатную личную почву, что
под простыми
словами зазвучала где-то чутко натянутая струна…
Впоследствии
понял я высокий смысл этих простых
слов, которые успокоивают всякое волненье, усмиряют всякий человеческий ропот и
под благодатною силою которых до сих пор живет православная Русь. Ясно и тихо становится на душе человека, с верою сказавшего и с верою услыхавшего их.
— Совсем не те
слова говорит, какие хочет. Хочет сказать, к примеру, сено, а говорит — телега. Иного и совсем не
поймешь. Не знает даже, что у него
под ногами: земля ли, крыша ли, река ли. Да вон, смотрите, через поле молодец бежит… ишь поспешает! Это сюда, в кабак.
Словом сказать, Ольга
поняла, что в России благие начинания, во-первых, живут
под страхом и, во-вторых, еле дышат, благодаря благонамеренному вымогательству, без которого никто бы и не подумал явиться в качестве жертвователя. Сама Надежда Федоровна откровенно созналась в этом.
В заключение настоящего введения, еще одно
слово. Выражение «бонапартисты», с которым читателю не раз придется встретиться в предлежащих эскизах, отнюдь не следует
понимать буквально.
Под «бонапартистом» я разумею вообще всякого, кто смешивает выражение «отечество» с выражением «ваше превосходительство» и даже отдает предпочтение последнему перед первым. Таких людей во всех странах множество, а у нас до того довольно, что хоть лопатами огребай.
Мальчик в штанах (с участием).Не говорите этого, друг мой! Иногда мы и очень хорошо
понимаем, что с нами поступают низко и бесчеловечно, но бываем вынуждены безмолвно склонять голову
под ударами судьбы. Наш школьный учитель говорит, что это — наследие прошлого. По моему мнению, тут один выход: чтоб начальники сами сделались настолько развитыми, чтоб устыдиться и сказать друг другу: отныне пусть постигнет кара закона того из нас, кто опозорит себя употреблением скверных
слов! И тогда, конечно, будет лучше.
Словом, сколько публика ни была грубовата, как ни мало эстетически развита, но душа взяла свое, и когда упал занавес, все остались как бы ошеломленные
под влиянием совершенно нового и неиспытанного впечатления, не
понимая даже хорошенько, что это такое.
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя
под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно
понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое
слово князя было законом, и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно по маклерским книгам, лет пять назад дала ему
под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
— Чудак ты! Сказано: погоди, ну, и годи, значит. Вот я себе сам, собственным движением, сказал: Глумов! нужно, брат, погодить! Купил табаку, гильзы — и шабаш. И не объясняюсь. Ибо
понимаю, что всякое поползновение к объяснению есть противоположное тому, что на русском языке известно
под словом «годить».
— Да, кажется что двенадцать, но не в том дело, а он сейчас застучал по столу ладонью и закричал: «Эй, гляди, математик, не добрались бы когда-нибудь за это до твоей физики!» Во-первых, что такое он здесь разумеет
под словом физики?.. Вы
понимаете — это и невежество, да и цинизм, а потом я вас спрашиваю, разве это ответ?
Матвей хотел ответить что-то очень внушительное, но в это время с одной из кроватей послышался сердитый окрик какого-то американца. Дыма разобрал только одно
слово devil, но и из него
понял, что их обоих посылают к дьяволу за то, что они мешают спать… Он скорчился и юркнул
под одеяло.
Но Христос никак не мог основать церковь, т. е. то, что мы теперь
понимаем под этим
словом, потому что ничего подобного понятию церкви такой, какую знаем теперь с таинствами, иерархией и, главное, с своим утверждением непогрешимости, не было ни в
словах Христа, ни в понятиях людей того времени.
Повинуясь вдруг охватившему его предчувствию чего-то недоброго, он бесшумно пробежал малинник и остановился за углом бани, точно схваченный за сердце крепкою рукою:
под берёзами стояла Палага, разведя руки, а против неё Савка, он держал её за локти и что-то говорил. Его шёпот был громок и отчётлив, но юноша с минуту не мог
понять слов, гневно и брезгливо глядя в лицо мачехе. Потом ему стало казаться, что её глаза так же выкатились, как у Савки, и, наконец, он ясно услышал его
слова...
«Стригуны» молчали; они
понимали, что
слова Собачкина очень последовательны и что со стороны логики
под них нельзя иголки подточить; но в то же время чувствовали, что в них есть что-то такое неловкое, как будто похожее на парадокс.
Но если он
Вас любит, если в вас потерянный свой сон
Он отыскал — и за улыбку вашу,
слово,
Не пожалеет ничего земного!
Но если сами вы когда-нибудь
Ему решились намекнуть
О будущем блаженстве — если сами
Не узнаны,
под маскою, его
Ласкали вы любви
словами…
О! но
поймите же.
Наркис. Истинно! Нешто первый раз! Две принесет, только б ей как у мужа спроворить. Страсть как любит! Говорю тебе, друг ты мой единственный, ужасно как любит, и
слов таких нет. Вот недавно две тысячи своими руками принесла. Я сейчас, друг мой единственный,
под подушку в ящик… ключом щелк, а ключ на крест. Вот и нынче, как приеду, велю тысячу принести, — и сейчас в ящик и щелк; потому я хочу, друг мой любезный, в купцы выходить. Так я себя
понимаю, что мне надо. А вот что, друг милый, мне еще бы…
Струны
под ее пальцами дрожали, плакали, Фоме казалось, что звуки их и тихий голос женщины ласково и нежно щекочут его сердце… Но, твердый в своем решении, он вслушивался в ее
слова и, не
понимая их содержания, думал...
—
Понимаешь, — иду бульваром, вижу — толпа, в середине оратор, ну, я подошёл, стою, слушаю. Говорит он этак, знаешь, совсем без стеснения, я на всякий случай и спросил соседа: кто это такой умница? Знакомое, говорю, лицо — не знаете вы фамилии его? Фамилия — Зимин. И только это он назвал фамилию, вдруг какие-то двое цап меня
под руки. «Господа, — шпион!» Я
слова сказать не успел. Вижу себя в центре, и этакая тишина вокруг, а глаза у всех — как шилья… Пропал, думаю…
Под словом «подтянуть» Демидов
понял — остановить образование.
Они говорили немногословно, с большими паузами;
слова смутно перелетали
под сводом, так что нельзя было
понять разговор.
Но если
под прекрасным
понимать то, что понимается в этом определении, — полное согласие идеи и формы, то из стремления к прекрасному надобно выводить не искусство в частности, а вообще всю деятельность человека, основное начало которой — полное осуществление известной мысли; стремление к единству идеи и образа — формальное начало всякой техники, стремление к созданию и усовершенствованию всякого произведения или изделия; выводя из стремления к прекрасному искусство, мы смешиваем два значения этого
слова: 1) изящное искусство (поэзия, музыкант, д.) и 2) уменье или старанье хорошо сделать что-нибудь; только последнее выводится из стремления к единству идеи и формы.
И если позднее
понимали это
слово как «подражание» (Nachahmung), то перевод не был удачен, стесняя круг понятия и пробуждая мысль о подделке
под внешнюю форму, а не о передаче внутреннего содержания.
Офицер повиновался и довольно звучным, чистым тенором запел: «Ты, душа ль моя, красна девица». Взоры молодого человека ясно говорили, что он
под именем красной девицы разумеет Мари, которая, кажется, с своей стороны, все это очень хорошо
поняла и потупилась. Затем молодые люди расселись по дальним углам и несколько времени ни
слова не говорили между собою.
— Ах, вороны-сударыни! Вы и слов-то силы не
понимаете! Кто же не раб божий? А я вот вижу, что вам самим ни на что не решиться, и я сам его у вас из-под крыла вышибу…
Хотелось что-то сказать ему, чтоб он
понял, как невозможно нам жить рядом, в одном деле, но я не находил нужных
слов и смущался
под его тяжелым, ожидающим и неверящим взглядом.
— Просто страсть как! — живо ответила Матрёна. — Ног
под собой не слышу, головонька кружится,
слов не
понимаю, того и гляди, пластом лягу.
Словом —
под здоровьем нельзя разуметь одно только наружное благосостояние тела, а нужно
понимать вообще естественное гармоническое развитие всего организма и правильное совершение всех его отправлений.
Эта подноготная была так ужасна, что я и не
понимаю, как еще можно было смеяться, как она давеча, и любопытствовать о
словах Мефистофеля, сама будучи
под таким ужасом.
Говоривший плавно помахивал рукой в такт своим
словам; его глаза горели
под очками, и хотя Тихон Павлович плохо
понимал то, что говорил этот господин, однако он узнал из его речи, что покойник был беден, хотя двадцать лет он неустанно трудился на пользу людей, что у него не было семьи, что при жизни никто им не интересовался и никто его не ценил и что он умер в больнице, одинокий, каким был всю свою жизнь.
— Я даю тебе честное
слово, что никогда не буду ни с кем об вас говорить, — прервал его Алеша. — Я теперь вспомнил, что читал в одной книжке о гномах, которые живут
под землею. Пишут, что в некотором городе очень разбогател один сапожник в самое короткое время, так что никто не
понимал, откуда взялось его богатство. Наконец, как-то узнали, что он шил сапоги и башмаки на гномов, плативших ему за то очень дорого.
Не раз видел я
под Севастополем, когда во время перемирия сходились солдаты русские и французские, как они, не
понимая слов друг друга, все-таки дружески, братски улыбались, делая знаки, похлопывая друг друга по плечу или брюху. Насколько люди эти были выше тех людей, которые устраивали войны и во время войны прекращали перемирие и, внушая добрым людям, что они не братья, а враждебные члены разных народов, опять заставляли их убивать друг друга.
Он, казалось, прочел мои мысли,
понял мои отчаянные восклицания и, выпрямившись, как
под ударами хлыста, заявил, сопровождая свои
слова тонкой, загадочной усмешкой...
Князь Андрей живет в деревне. На аустерлицком поле жизнь ему «показалась прекрасною»;
под влиянием вечного неба он «так иначе
понимал ее теперь». Но приехавший к Андрею в деревню Пьер удивленно смотрит на своего друга: «
Слова были ласковы, улыбка была на губах, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска».
Может быть, наибольшая упадочность человеческого рода сказывается именно в этой поразительной неспособности его даже представить себе какое-нибудь счастье. «Лучше быть несчастным человеком, чем счастливой свиньей». Мы так усвоили этот миллевский афоризм, что не можем мыслить счастье иначе, как в качестве предиката к свинье, и, выговаривая
слова афоризма,
понимаем под ними другое: «Лучше быть несчастным человеком, чем счастливым… человеком».
Говоря о естествоведении, намечал усовершенствования и открытия, которые, по его мнению, уже становились на очередь: утверждал, что скоро должны произойти великие открытия в аэронавтике, что разъяснится сущность электрической и магнитной сил, после чего человеческое
слово сделается лишним, и все позднейшие люди будут
понимать друг друга без
слов, как теперь
понимают только влюбленные, находящиеся
под особенно сильным тяготением противоположных токов.